Последний Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и единственный президент СССР, лауреат Нобелевской премии мира Михаил Сергеевич Горбачев отмечает 2 марта этого года свое 90-летие. Журналист «МК-Соотечественника» Григорий Крошин, в свое время работавший в редакции журнала «Крокодил», рассказал о том, как ему удалось в 90-х годах взять интервью у первого лица страны.
... Было это на Первом съезде народных депутатов России, в мае 1990 года. Как раз в эти дни наши народные заступники должны были избрать председателя Верховного Совета новой России. Все складывалось так, что им должен был стать недавний партийный раскольник и смутьян, а по совместительству – тогдашний народный любимец Борис Ельцин. Естественно, вся партийно-правительственная верхушка СССР отчаянно не желала такого исхода выборов. Кому ж нужен был во главе будущего парламента России неуправляемый Ельцин?
В первый день этого исторического съезда РСФСР на него прибыло в полном составе все тогдашнее союзное руководство: президент СССР Михаил Горбачев, премьер Николай Рыжков, председатель Верховного Совета Анатолий Лукьянов, секретари ЦК КПСС, министры. И, конечно, небывалое число аккредитованных журналистов – как наших (и автор этих строк), так и зарубежных.
В перерыве заседания Горбачев со свитой вышел из дверей своей ложи, и вся его команда направилась в фойе. Где президента уже поджидала «падкая на сенсации» журналистская братия.
Поначалу Горбачев воспринимал вопросы корреспондентов внешне спокойно, отвечал по привычке многословно, витиевато, но до поры вполне терпеливо и приветливо. Однако вскоре, после настойчивых просьб иностранных журналистов прокомментировать произошедшие 25 марта 1990-го трагические события в Литве (с вмешательством в литовские дела ОМОНа с танками, введенными советскими властями в Вильнюс для противодействия объявленному выходу Литвы из состава СССР), Горбачев явно начал терять выдержку и терпение... Он стал красным и вдруг резко, на полуслове оборвал кого-то из журналистов, попытавшихся снова и снова вернуться к событиям в Литве, и сделал знак свите, чтобы уйти, считая пресс-конференцию законченной.
Я, до поры занимавший со своим диктофоном хотя и неудобную, но все же довольно выгодную позицию в непосредственной близости от президента, сообразил, что мне бы самое время покинуть всю эту компанию коллег и, если повезет, подстеречь президента на пути его возвращения в ложу зала.
Я побежал в направлении коридора, ведущего к правительственной ложе, встав у у коридора, по которому, как я рассчитал, должен был возвращаться в зал президент. Так и вышло. Вскоре я увидел вырвавшихся из лап журналистов и показавшихся из фойе лидеров страны – Горбачева, рядом с ним Рыжкова и Лукьянова, а за ними всегдашнюю охрану в лице главного тогдашнего охранника президента страны генерала Медведева и еще нескольких его сумрачных сотрудников в одинаковом черном штатском...
Я, в первое мгновение чуть оцепенев и как-то растерявшись от такой неправдоподобной близости руководителей страны и фантастической их доступности, затем, не соображая, что делаю, и не думая ни о какой охране, отделился от стены и машинально протянул руку с диктофоном прямо чуть ли не под нос проходившему мимо Горбачеву. Президенту СССР...
─ Здравствуйте, Михаил Сергеевич, – вылетело само собой. И меня уже понесло: – Я представляю журнал «Крокодил».
Группа остановилась, уставившись на меня и, похоже, не понимая, что происходит: откуда возник этот, бородатый с диктофоном? Охрана тоже онемела, все шло явно не по протоколу… Быстрее всех сориентировался в ситуации Горбачев: он вдруг, взглянув на меня, расхохотался на весь коридор. Тоже не по протоколу…
Генерал Медведев, похоже, опешил, все еще не решив, как на меня реагировать. В обычное-то время он бы поступил штатно, «по протоколу», то есть так, как следует поступать с непрошеным собеседником, прорвавшимся слишком близко к первому лицу государства... Но для меня пока, вроде, обошлось без увечий. А тут, главное, у меня появилась надежная «крыша» – президент СССР сам стал активным участником нашей беседы, остановился со мной и долго хохотал:
─ А, «Крокодил»! Я знаю его, это вообще мой любимый журнал!
─ Вы наш подписчик?
─ Да, и очень давно, с самого детства! Всегда. Я вообще человек, расположенный к юмору. Я ваш постоянный читатель. Как-то ваш редактор спросил, какое мое мнение насчет того, чтобы встретиться. – Я, признаться, никогда раньше Горбачева таким раскованным на публике, искренне смеющимся, и не видел. При этом он совсем развернулся ко мне в этом тесном коридоре, совершенно повернувшись спиной к своим тогдашним соратникам – Рыжкову и Лукьянову стало явно неуютно: председателем советского правительства и спикером Верховного Совета СССР никто не интересовался...
─ Михаил Сергеевич, а как бы вы определили сейчас главную задачу советских сатириков?
─ Самую главную?
─ Да.
─ Главное, я думаю, нужно в людях сохранять, с одной стороны, чувство критичности, а с другой — все-таки чувство юмора. Пока человек может воспринимать жизнь с юмором — он человек, верно?
─ Да уж, без юмора сейчас трудновато...
─ Да, да, конечно. В юморе же проявляется духовность человека. А это ведь тот стержень, на котором человек держится.
Прозвенели уже все звонки на заседание, а президент Горбачев все еще стоял, как ни в чем не бывало, беседуя с корреспондентом «Крокодила», громко смеялся и жестикулировал. При этом я боковым зрением заметил, к ужасу своему, что за мной неотрывно следит плотно идущий за нами справа грозный президентский охранник генерал Владимир Медведев. Вернее, уже не столько за мной лично и даже не за Президентом, сколько за моим диктофоном, находившемся все это время рядом с... лицом первого лица государства. А вдруг это никакой не диктофон, а вообще… часовой механизм, и что если, не приведи Господь, он взорвется?
И еще одно мое любопытное открытие, от которого во мне все похолодело: стоило мне сделать попытку хоть на миллиметр придвинуться со своим диктофоном к президенту, мое тело непреодолимо упиралось во что-то просто-таки железное, не дававшее приближаться. Потом только я понял, что это была «железная» рука генерала Медведева, упершаяся мне в бедро и находившаяся там, оказывается, в течение всего времени моей беседы с Горбачевым...
─ Юмор должен присутствовать обязательно, верно ведь? И тем более, сейчас, – я решил подыграть президенту, инициатору перестройки, – в условиях плюрализма мнений...
─ Да! И представляете, как будет интересно – показать сатирически, допустим... две партии?! – И опять громко и заразительно расхохотался, видимо, впервые представив себе такую небывальщину.
Михаил Горбачев в мае 1990-го – тогда еще полновластный хозяин страны под названием СССР, лидер единственной направляющей коммунистической силы в советском обществе, – кажется, и в страшном сне не смог бы себе вообразить такой плюрализм, при котором партий у нас может быть больше двух...
…Запыхавшись от собственного успеха и предвкушая восторг коллег-журналистов, я примчался в редакцию, поймал в коридоре бежавшего с полосами сдающегося номера ответственного секретаря:
─ Владислав Георгиевич, я только что в Кремле говорил с Горбачевым.
Секретарь, отмахнулся от меня:
─ Гриша, не пори чушь, сейчас не до тебя, видишь – номер сдаем, а ты со своими шуточками!…
─ Слава, я не шучу. Какие уж тут шутки! Я только что из Кремля, с заседания, где избирают Ельцина, а там Горбачев со всей своей командой, и мне – пойми ты! – удалось с ним в перерыве поговорить для редакции на диктофон. Так что – делать в номер Горбачева?
Ответсек уперся в меня остановившимися глазами:
– Какого Горбачева?! Ты что, говорил с Горбачевым? С самим? С президентом?
Через минуту меня вызвал к себе шеф:
─ Гриша, это правда? Вы интервьюировали президента?
─ Да, так мне повезло. Я только что оттуда, из Кремля, вот диктофон с беседы.
Главный решительно нажал на кнопку селектора, тут же распорядился поломать сдающийся через два дня в печать номер, снять уже готовые материалы, вместо них поставить мое интервью с Горбачевым. А мне приказал срочно расшифровывать диктофонную запись беседы и дать ему на просмотр.
Готовый текст я часа через полтора принес главному редактору. Он пробежал его при мне и, довольный, ничего не поправил:
─ Спасибо, Гриша. Молодец. Очень оперативно сработано! Это ведь впервые в истории редакции, чтобы нам дал интервью лично Президент страны! Здорово! Подписываю в номер.
─ Спасибо, Алексей Степанович, но… – Я замялся. – Тут одна странная вещь...
─ Что такое?
─ Понимаете, при расшифровке я услышал, что Горбачев, оказывается, говорил со мной как бы неполными фразами, отрывочными, оканчивая их в беседе жестами, мимикой, улыбками, но я-то, конечно, точно знал, что именно он имел при этом в виду. Ну, в общем, мне пришлось… дописать его фразы.
─ Что?! – Главный аж задохнулся. – Дописать Горбачева?! Вы понимаете, Гриша, что вы сказали сейчас? Это же значит, что мы должны согласовывать текст с самим Президентом? А это, как вы знаете, займет месяцы. А нам сдавать номер послезавтра! Как вы себе это представляете?
─ Алексей Степанович, – промямлил я. – Но я же был с ним рядом, лично говорил с Горбачевым, точно знаю, что он имел в виду. В общем, я отвечаю за точность текста его ответов.
Делать было нечего, времени ни на какие согласования не оставалось, да и упускать такой шанс, как эксклюзивное интервью президента страны, главному явно не хотелось.
─ Ладно, Гриша, на вашу ответственность. Ну и на мою, конечно. Рискнем.
Рискнули. Сдали мой текст в номер. Журнал отправили в секретариат Горбачева. Через несколько дней меня в Кремле встретил пресс-секретарь президента Аркадий Масленников и похвалил за интервью, передав, что и самому президенту понравилось...
Григорий КРОШИН.
