Мой дед — Сорокин Фёдор Николаевич, родился в 1922 году в Мичуринском районе Тамбовской области. Он был средним сыном, и на войну ушёл вместе со своим отцом, моим прадедом — Сорокиным Николаем Корнеевичем, 1898 г. р., прошедшим три войны. Старший же брат — Сорокин Иван Николаевич, 1920 г. р., встретил начало войны в рядах Красной Армии. Вернулись все трое! Тогда это был огромный праздник для всей деревни, а уж после изучения статистики, что из родившихся в 1922-1923 годах мужчин в живых осталось только 3 процента, деда моего называли Чудом!
Деда не стало, когда мне не было еще 14-ти лет. И с годами мне все больше хочется с ним поговорить! Тогда он нам с братом рассказывал нехотя самые «нестрашные» военные истории. Сейчас мы понимаем, чего стоили ему даже они, а тогда мы обижались, если он отказывался «вспомнить» еще хоть что-нибудь. Дед всю жизнь проработал учителем физики. После окончания института он был направлен в Казахстан, обучать детей тех, кто уехал поднимать целину. Среди местного населения учителя пользовались огромным уважением, и каждый год 9 мая деда уговаривали выступить в школе как ветерана ВОВ. Но дед всегда говорил: «Меня и так все знают, давайте лучше пригласим того, кто воевал, но еще не рассказывал об этом!» А дома детям объяснял, что не может он, ничего такого он на войне не видел… И только в конце 70-х годов деда «прорвало»: он несколько дней плакал и без остановки изливал душу своим уже заканчивающим институт сыновьям. Папа говорит, что было очень страшно и больно, физически больно в груди от рассказов и эмоций деда.
Сержант Сорокин воевал в полевой разведке с мая 1942. Полевая разведка — это почти каждый день за линию фронта, и почти половина таких вылазок означала прямое столкновение с противником, рукопашная, или как получится. Дед рассказывал, как однажды в ночь они поползли за «языком», пересекли линию разграничения, а там — первый снег выпал. И как на ладони видны несколько холмиков и залёгших за ними немецких солдат. Что делать? Притаились, залегли тоже, ведь их так же хорошо видно на белом снегу. И только через несколько часов стало понятно, что эти холмики — вырытые могилы! Выкопать кое-как успели, тела положили, а вот закопать не сложилось, спугнули их наши войска. А ночью и не разберешь, живые там лежат или мертвые. Вот такие истории дед нам рассказывал.
В декабре 1943 года дед был тяжело ранен в правую руку. Вылечить её не удалось, но сохранили. Дед был уволен по инвалидности в 1944-м году, я его таким и помню, с покалеченной кривой рукой. За операцию, в которой он был ранен, он был представлен к медали «За отвагу!», но саму медаль так и не получил, был отправлен в госпиталь. Везли его и других раненых солдат на телеге. Лошадям было очень тяжело идти по замерзшей изрытой дороге, и сопровождающий принял решение: тех, кто умер, снять с телеги. Медсестра плакала, но помогала ему. Деда моего тоже сняли! Он всё слышал и понимал, но не мог даже пошевелиться. И что-то вдруг смутило медсестру, она достала зеркальце и поднесла его к самым губам и носу деда. Зеркальце запотело! Деда вернули на телегу и доставили в госпиталь. И всю свою жизнь дед, заходя в церковь, первым делом спрашивал у батюшки, куда поставить свечку, если не знаешь точно, за здравие или за упокой.
Спасибо и низкий поклон той медсестре за Деда!
Анастасия Климова (Сорокина),
психолог Русско-немецкого культурного Центра города Нюрнберга
Читайте также:
Бессмертный полк в Германии: «Просмотрено военной цензурой»
Взгляд из Германии. Эдуард Герман: «Я остался человеком...»
Германия-Мюнхен: Интернет-выставка «Но помнит мир спасённый!»
Жертвы нацизма не будут забыты: В Германии День памяти освобождения узников нацистских концлагерей