В ушедшем от нас 2020-м году исполнилось 130 лет со дня рождения и 60 лет со дня смерти великого русского поэта Бориса Пастернака. В жизни и творчестве мастера очень многое, как ни странно, было связано с Германией. Старший сын Пастернака, Евгений Борисович, также не раз приезжал в Германию для того, чтобы представить слушателям творчество поэта. Пронеся любовь к отцу через всю свою жизнь, последние 50 лет он занимался только его делами. В книге «Существованья ткань сквозная...» Евгений ПАСТЕРНАК признался: «Я и тогда хорошо понимал, что прекраснее, умнее и добрее его человека не существует. Для меня весь мир делился на него и на всех остальных людей». В один из приездов в Германию с ним побеседовала наш корреспондент.
─ Евгений Борисович, как получилось, что, проработав первую половину жизни инженером, вы в 1960-м году все бросили и занялись творчеством отца?
– Я действительно долгие годы был инженером-механиком по военным машинам, двенадцать лет прослужил в армии. Потом преподавал электротехнику в институте, защитил диссертацию. Но после смерти отца, в 1960 году, нужно было заниматься его делами, вычитывать корректуры переводов. И так сложилось, что все свободное время мы с Еленой Владимировной стали тратить на издательскую деятельность. А в 1975 году мне пришлось окончательно пожертвовать карьерой инженера и неплохой зарплатой для того, чтобы уйти на «литературные хлеба». Так я оказался младшим научным сотрудником Института мировой литературы, где до сих пор и числюсь.
─ Какие воспоминания у вас связаны с отцом? Каким он был человеком?
─ Он был очень красивым человеком, темпераментным и обладал глубоким чувством чести и понимания. Ахматова сказала о Пастернаке: «Он одарен каким-то вечным детством». Папа был наделен детской непосредственностью, реагировал на поступки настолько прямо и точно, что, когда у меня были трудности, я всегда шел к нему. Семья наша распалась, когда мне было 7 лет, но, тем не менее, отец навещал нас и помогал моей матери до самой смерти. Его участие было настолько огромным, что превосходило влияние всего остального, испытанного мною в жизни...
─ Вы понимали в детстве, что это великий человек? Или для вас это был только папа?
─ Конечно, я знал, что он делает. Ранние детские воспоминания у меня всегда были связаны с тем, что «папа работает, ему нельзя мешать». Я часто сидел у отца под письменным столом, смотрел на него и играл в то, что я везу его на лошадке. Мы старались играть в таких местах, где не могли ему помешать... Он был очень сконцентрирован. Вероятно, гениальность Пастернака и выражалась в том, что, если ему не давали работать, он заболевал. Это было причиной того, почему они расстались с мамой. Она была художницей, живописцем, и ей тоже нужно было место и время для занятий искусством. А было невообразимо тесно, мы жили в одной комнате коммунальной квартиры, нужно было приносить воду, которая за ночь замерзала и стояла в коридоре, топить печки. У отца есть стихотворение «о временах немыслимого быта». Они расстались, потому что два художника не могли ужиться в таких условиях. Мама думала, что он поступится своей работой, но для отца это было бы трагедией.
─ Какая атмосфера царила в вашей семье?
─ Еще в доме моего деда, художника Леонида Пастернака, и пианистки Розы Кауфман к детям относились с большим уважением, они пользовались свободой и могли принимать собственные решения. Как англичане говорят, это было викторианское время, ничуть не похожее на нынешнюю методу воспитания детей. Семья была артистическая, но необеспеченная, и взрослые прекрасно понимали: заниматься искусством нужно так, чтобы иметь возможность прожить следующий день. Поэтому дед писал заказные портреты, что ему совсем не нравилось, а бабушка давала уроки музыки. И в такой художественной атмосфере искусство приходило как что-то естественное. Это было тем, что наполняло жизнь.
─ Давайте обратимся теперь к произведениям Пастернака. Ваш отец считал «Доктора Живаго» итогом своей жизни. В России роман впервые был напечатан в...
─ В 1988 году, через 30 лет после того, как он был написан. В Италии же, как и во всем мире, книгу издали уже в 1957 году. Отец действительно считал этот роман итоговым произведением своей жизни. Думаю, он был прав, потому что его популярность доказана десятилетиями.
─ Пастернак всерьез рассчитывал напечатать роман в России? Он верил в то, что это может быть опубликовано?
─ Тогда было такое дурацкое хрущевское время, начальное, 1956 год. Многое из ранее запрещенного уже издали, в том же «Новом мире», куда отец отдал свою рукопись, был напечатан роман Дудинцева. Может быть, все бы и вышло… Но МГБ сообщило в ЦК, что Пастернак написал «антисоциалистический» роман и дал его читать итальянцу, который, заметим, работал на советском радио! Потом зашевелился отдел культуры в ЦК и написал пространную рекомендацию в Союз писателей, распоряжение, запрещающее печатать роман. А уже наши ведущие писатели – Константин Симонов и Константин Федин – послали Пастернаку рецензию журнала с отказом печать рукопись. Причем отец никому из близких об этом письме не говорил, чтобы не тревожить. Пока не началась вся эта история с вручением Нобелевской премии…
─ Фактически Пастернака вынудили отказаться от премии?
─ Его вынудили через близких ему людей. Когда писатели стали угрожать Ольге Ивлинской (возлюбленная поэта. – И. Ф.), Ольга Всеволодовна позвонила отцу и сказала: «Тебе ничего не будет, а от меня костей не соберешь», – она уже отсидела в лагерях четыре года. И тогда он пошел и отказался от премии. Пастернак бы выдержал эту осаду, не выдержала она. В результате премия никому не была ни вручена, деньги были отправлены обратно в Нобелевский фонд. Я получил золотую медаль лауреата и диплом тридцать лет спустя, в 1989 году.
─ С Германией у Пастернака очень многое было связано в жизни...
─ В 1912 году он провел летний семестр в Марбургском университете, слушая лекции философа Когена. Именно в Марбурге отец решил отказаться от философии и избрать своей профессией литературу. Вообще Германия – вплоть до времен нацизма – была для нас самой близкой страной. В нашем доме свободно говорили по-немецки; в Германию в 1921 году уехали две моих тети, бабушка и дедушка. Год спустя отец с мамочкой приезжали сюда для того, чтобы их навестить. А когда начался нацизм, одна из теть вышла замуж за английского профессора и всю семью перевезла в Англию.
─ Вы не один раз читали стихи отца в немецкой аудитории. Как воспринимают его произведения слушатели в Германии? Ведь поэзию так сложно переводить.
─ Это действительно так, но отцу повезло с переводами его поздних стихов. Их переводил прекрасный специалист Рольф Дитрих Кайль – именно он открыл немецким читателям пушкинского «Онегина». И слушатели прекрасно воспринимают стихи отца, они говорят, что это очень красиво. В Германии, как мне кажется, с большим уважением относятся к творчеству Пастернака. В Берлине одна из улиц даже названа в его честь – Boris-Pasternak-Weg.
─ На родине к его творчеству относились с гораздо меньшим уважением. В СССР после всей этой скандальной истории с вручением Нобелевской премии ничего не выходило вплоть до 80-х годов?
─ Абсолютно ничего, все переводы были сняты. Сборник стихотворений, уже набранный в типографии в 1959 году, не вышел; театральные спектакли, поставленные по его переводам Шиллера и Шекспира, перестали идти. Даже из собрания сочинений Шекспира выкинули уже переведенные Пастернаком драмы и отдали их другим переводчикам. Был отвратительный скандал на съезде комсомола, когда Семичастный повторил ругань Хрущева. И потом наступила глухота. Сценарий, который разыгрывался в России, был таков: уступить влиянию общественности, выслать за границу, лишить советского гражданства. Тот сценарий, который потом до конца разыграли с Солженицыным. Но в Европе началось движение в защиту Пастернака, во главе которого согласился стать Джавахарлал Неру. Вторая часть сценария пошла прахом. Отец остался в России, но без заработков. Он вынужден был просить, чтобы ему из Франции привозили какие-то деньги, от издателей.
Самое трагическое, что я слышал от отца, было: «Неужели на 70-м году жизни я вынужден начинать все снова и, как в 20 лет, зарабатывать новыми переводами?» Не переизданиями, а переводами. Но даже за те незначительные переводы, которые ему дозволялось делать, денег не платили. Эта политическая травля стала началом болезни отца. У него начался скоротечный рак легкого, от которого он и умер в 1960 году. По сути, это было убийством...
─ Вам никогда не было горько из-за того, что истинное признание на родине к вашему отцу пришло много позже его смерти?
─ Конечно, было. С 1960 года и по сей момент мы с женой тратим все свои силы для того, чтобы выразить те чувства, о которых вы сказали, постараться уменьшить эту горечь. Мы издаем произведения Пастернака, написали его биографию. Занимались многотомным изданием собрания сочинений, первая часть которого вышла недавно...
Наша справка:
Евгений Борисович Пастернак (23 сентября 1923 — 31 июля 2012) ─ старший сын писателя Бориса Пастернака от первого брака с художницей Евгенией Лурье, советский и российский литературовед, историк литературы, текстолог, военный инженер, биограф и педагог. Участник Великой Отечественной войны.
С 1976 года — научный сотрудник Института мировой литературы АН СССР (РАН). Автор первой отечественной биографии Бориса Пастернака, созданной на основе эксклюзивного архивного материала, прежде всего — из семейного архива. Составитель и комментатор первого полного 11-томного собрания сочинений Пастернака, вышедшего 5-тысячным тиражом в издательстве «Слово». Под его редакцией вышло еще несколько изданий собраний сочинений поэта, а также переписка, сборники, воспоминания и материалы к биографии Бориса Пастернака.
Ирина ФРОЛОВА.
Об этом говорит Германия:
Германия: радикальные меры вплоть до закрытия предприятий
Германия: В каких немецких банках нужно платить за хранение денег на счетах
Германия: как узнать, в каких пределах можно передвигаться в вашем регионе
