В немецких оперных театрах в последние годы появилось много певцов из России и стран бывшего СССР. И не просто певцов, а талантливых солистов, которым доверяют ведущие партии. Вот и в Штутгартском театре оперы и балета в постановке «Евгения Онегина» партию Татьяны спела выпускница Ереванской консерватории Карине Бабаджанян.
В Штутгарте режиссер Вальтрауд Ленер решила поставить знакомую нам с детства оперу Чайковского в ультрасовременном стиле. Вместо России пушкинской эпохи зрители увидели на сцене хрущевку 90-х годов с помойкой и пьяными бомжами, ведь по замыслу постановщиков современная провинциальная девочка влюбилась в столичного хлыща Онегина. В Штутгартском спектакле Татьяна пишет знаменитое письмо на уличных плакатах, Ленский периодически ездит на строительном подъемнике – вместо лошадей, а третий акт происходит на модном горнолыжном курорте, где можно лицезреть няню Филипповну, да и саму Татьяну в спортивных костюмах и с лыжами в руках… Об опере, немецких режиссерах и том, как сделать карьеру в Европе, наш корреспондент побеседовала с певицей.
─ Карине, как вы относитесь к этой постановке оперы, где ваша героиня вынуждена писать Онегину на плакатах и лежать, завернувшись в обои?
─ Мне это не ново, к сожалению. Я уже давно работаю в Германии, и немецкие режиссеры отличаются тем, что всегда стараются переиначить классику, не только любимого нами Чайковского, но и Верди, Пуччини, Моцарта. Считается не модным ставить спектакли так, как это написал сам композитор, это кажется режиссерам кичем и архаикой. А я все жду, когда эта мода закончится, потому что очень хочется спеть Татьяну или Тоску в исторических костюмах. И еще обидно за зрителей, которые не могут увидеть того, что задумал автор. Ведь о «Евгении Онегине», например, Чайковский в свое время писал, что оперу должны исполнять молодые певцы и обязательно – в исторических декорациях.
─ То есть, с позицией немецких режиссеров вы смирились и своего мнения не высказываете?
─ Высказываю, конечно, но это довольно сложно. Ведь постановщик приходит на репетиции уже с готовой концепцией, декорациями, своим видением спектакля, и один артист ничего не в силах изменить. Режиссер сегодня стал самой важной фигурой в театре. Была эпоха певцов, эпоха дирижеров, сейчас время режиссеров, которые, как им кажется, вправе менять не только исторический антураж, но и саму музыку. Так, режиссер в Штутгартском театре, например, заставила дирижера сделать паузу в том месте, где это не было задумано композитором. Мне же с самого начала было сказано: в сцене письма само письмо Татьяна писать не должна. Как?! Я в школе, как и все, учила наизусть этот отрывок из поэмы Пушкина, мне «Онегин» казался прекрасным любовным романом. И няне я пою: «Дай мне перо, бумагу, и стол придвинь, я скоро лягу…» Но режиссер меня все время одергивала: «Не замыкайся на словах, это не важно!» Так что я старалась выразить в Татьяне ее эмоции, душевное состояние.
─ Это был ваш первый опыт исполнения русской классики в Европе?
─ Нет, я еще пела в «Мазепе» Чайковского в швейцарском Берне, с очень сильными певцами, но тоже в современной постановке. Этим отличается не только Германия, но и другие немецкоязычные страны. В Италии же, например, ситуация – принципиально иная, там публика всячески противится нововведениям, если не понравилось, может артистов и помидорами закидать. Немецкие зрители более открыты для экспериментов, но как мне кажется, они уже тоже наелись сверхинтеллектуальными постановками, где все идет от головы и разума, и ничего не остается для души.
─ Вы начинали свою карьеру в Ереване…
─ Да, после окончания консерватории я сразу же поступила в Ереванский оперный театр. 90-х годы были очень тяжелыми для Армении ─ нам приходилось петь зимой в холодных помещениях, отапливать керосинками, как во время блокады. Но в Армении необыкновенно любят музыку, и, несмотря на холод, меломаны все равно приходили на спектакли. Каждый понедельник мы давали концерты в маленьком промерзшем зале, готовили специальную программу – Верди, романсы Чайковского, русскую музыку, работали на чистом энтузиазме. Потом, в филармонии тоже каждую неделю исполняла концерты за… 10 долларов, такая была зарплата.
─ И как вы оказались в Германии?
─ Я приняла участие в европейском конкурсе итальянской музыки, заняла четвертое место, и меня пригласили работать в театр Кобленца. Я хотела петь в Европе, потому что видела, насколько высокий здесь уровень исполнительства, и кроме того, в Ереване просто не было возможности нормально работать… Но, конечно, я даже представить себя не могла, что окажусь в Германии. Италия, родина оперы, вот мечта любой армянской певицы. В Армении ведь думают только о «Ла Скале», в худшем случае – о «Ковент Гардене» или «Метрополитан Опере». И сейчас, когда я бываю в Ереване, пытаюсь объяснить молодым певцам, что кроме знаменитых театров, есть и другие, где можно начать свою карьеру. В театре Кобленца я спела свою первую Чио-Чио-Сан, хотя поначалу я очень боялась исполнять эту партию, мне казалось, что для нее у меня недостаточно опыта. Но потом выяснилось, что это действительно моя роль, и «Мадам Баттерфляй» теперь преследует меня повсюду.
─ Наверное, очень сложно петь на чужом языке, по-итальянски или по-немецки?
─ Непросто, конечно. Но по-итальянски я сейчас говорю и очень чувствую разницу между нынешним исполнением и прежним, когда я еще не знала языка. Кстати, как мне кажется, и публика это понимает и замечает, сознательно ли певец произносит слова. Ведь слова, идущие от души – самое главное в опере.
─ А есть какие-то знаменитые армянские оперные спектакли, с которыми бы вы хотели познакомить европейскую публику?
─ «Ануш» Армена Тиграняна – наша самая известная опера, очень красивая, с национальными костюмами. Но она вряд ли заинтересует немецких режиссеров, поэтому, скорее всего, поставим ее в армянской диаспоре. Есть еще одна роль, о которой я мечтаю: Паолина в опере Доницетти «Полиевкт» («Poliuto»). Это роль армянской принцессы и прекрасная сопрановая партия для моего голоса.
─ Российские театры, как, наверное, и ереванский, всегда «славились» интригами, беспрерывными склоками. А немецкому театру тоже присущ «террариум единомышленников»?
─ В Армении было еще хуже: на всю страну единственный оперный театр. Представляете, какая там было конкуренция?! Продвинуться было необыкновенно сложно, если на роль претендовали 16 Дездемон. И когда мне дали партию в «Трубадуре», я просто не могла в это поверить, ведь минимум десять сопрано мечтали спеть Леонору. В немецких театрах, конечно, более европейские отношения, впрочем, и здесь конкуренция не дремлет. Но в Германии все рассчитано на отдельного певца, и если дирекция приглашает тебя в труппу, то тебя обязаны обеспечить работой. Ты знаешь свой репертуар на несколько лет вперед и тебе платят зарплату за пение, а не за интриги.
─ В почти всех немецких театрах в последние годы появилось много имен из стран бывшего СССР. Это связано с тем, что в Германии проще получить роли или только с финансовыми обстоятельствами?
─ Мне кажется, наша система музыкального образования была намного строже и лучше, поэтому у нас так много сильных солистов. Отбор был невероятнейшим, даже в Армении, не говоря уже о Москве. Из 500 певцов сопрано в консерваторию поступали только 10: отбирали лучшие голоса, внешность, музыкальность, чуть ли не гармонию и теорию музыки нужно было сдавать на вступительных экзаменах. Поэтому наше образование очень ценится в Европе. А, кроме того, я давно наблюдаю этот феномен: наши ребята более целеустремленные, у них сильно развито желание пробиться наверх… Наверное, и это играет свою роль.
─ Как вы считаете, кризис, который сейчас происходит во всем мире, отразится впоследствии на театре и оперной публике?
─ Безусловно. Музыканты оркестра боятся за свои места, возможные сокращения. Театры – особенно маленькие – наверняка ощутят на себе неприятные экономические изменения. Впрочем, будем надеяться, что немецкая публика, которая очень любит музыку и ходит на спектакли целыми семьями, не изменит своим пристрастиям...
Ирина ФРОЛОВА.
Наша справка: Карине Бабаджанян работала в оперных театрах Кобленца и Билефельда, была солисткой постоянного состава Штутгартского оперного театра. Певица постоянно выступает в театрах Ганновера, Гамбурга, Осло, Висбадена, Мангейма и Берлина, на международных музыкальных фестивалях. Исполнила партии Графини в «Женитьбе Фигаро», Леоноры в «Трубадуре», Марии в «Мазепе», Донны Эльвиры в «Дон Гуане» и многие другие.
Ее звездная роль — Чио-Чио-Сан в опере «Мадам Баттерфляй» Пуччини, которую она воплотила в 15 постановках различных театров. В сентябре 2014 года состоялась ее премьера в партии Ариадны в опере Штрауса «Ариадна на Наксосе» в Немецкой опере на Рейне, в 2015 году она дебютировала в партии Елены в новой постановке «Мефистофель» в Баварской государственной опере.
В прошлом сезоне певица исполнила главную партию Тоски в Немецкой опере в Берлине и партию Минни в Лейпцигском театре. Выступления в Корейской национальной опере в Сеуле и в Шанхае были, к сожалению, отменены из-за пандемии коронавируса. В сезоне 2020/2021 Карине Бабаджанян должна дебютировать в Сиэтлской опере в партии Тоски.
Об этом говорит Германия:
Новые правила для въезжающих в Германию из шенгенских и нешенгенских стран
Будут ли работать магазины в Германии 24 декабря в этом году
