Гарри Бардин: «Я ─ человек авантюрный»
Если имя этого режиссера-аниматора известно и не всем, то его фильмы с удовольствием и восхищением посмотрело огромное количество зрителей во всем мире. Опера-пародия «Пиф-паф, ой-ой-ой!», цыганская притча «Прежде мы были птицами», «Летучий корабль», «Серый волк энд Красная шапочка», «Брэк», «Банкет», «Выкрутасы», «Приключения Хомы» ─ вот только некоторые из его работ. Гарри БАРДИН одним из первых в анимации стал использовать необычные для этого вида искусства материалы – спички, пластилин и даже проволоку. Философские, ироничные и очень добрые ленты режиссера скорее предназначены для взрослых, чем для детей. Впрочем, сам Гарри Яковлевич считает, что возраст зрителя не имеет никакого значения. Маэстро, кстати, 11 сентября отмечает свой очередной день рождения.
В Германию, на многочисленные фестивали мастер приезжал неоднократно. Здесь и побеседовала с ним наша журналистка.
─ Гарри Яковлевич, насколько я знаю, вы начинали как профессиональный актер и служили в театре Гоголя. Как получилось, что вы пришли в анимацию?
─ Для этого нужно было уйти из театра, что я собственно и сделал. В биографии великих – к которым я себя отнюдь не причисляю – встречается такая формулировка – «годы исканий». Так вот у меня как раз был в это время период «исканий»: я начал сочинять юморески для «Литературки» и радиопередачи «Доброе утро», поставил несколько серий «АБВГДейки» на телевидении. Потом стал озвучивать мультфильмы, и мне это занятие так понравилось, что я написал сценарий фильма «Радуга». А в 1974 году мы с Василием Ливановым, сочинили пьесу «Дон Жуан», и отнесли ее в кукольный театр Сергея Образцова. Сергей Владимирович первый разглядел во мне режиссера и пригласил ставить спектакль вместе с ним.
─ А потом вам предложили снять мультфильм по собственному сценарию…
─ И самое удивительное, что я согласился, ничего не понимая в анимации. Внутреннее магическое «могу», кураж заставили это сделать. Патриарх мультипликации Иванов-Вано благословил мою первую работу и поздравил студию с приобретением профессионального режиссера. Так я оказался на «Союзмультфильме», где и проработал пятнадцать лет.
─ Вы долго время занимались рисованными фильмами, а потом вдруг стали работать с довольно странными для анимации материалами – спичками, пластилином, проволокой. Почему? Возможности рисованной мультипликации себя исчерпали?
─ На самом деле они не безграничны. И для того, чтобы сделать что-то новое, нужна определенная смелость. Но я человек – авантюрный. Чем больше в работе препятствий, тем сильнее меня это подогревает. И хотя на худсовете, принимая мои фильмы, каждый раз говорили, что уж эта работа наверняка не получится, я не сдавался. Сначала я придумал сценарий «Конфликта», фильм, созданный с помощью спичек, и ушел в совершенно другую, объемную технологию. Я думал, изменю разок своей законной «жене» – рисованной анимации – и вернусь обратно. Не тут-то было. После «Конфликта» родились пластилиновые «Маляры», потом «Брэк» – тоже из пластилина. «Брак», который мы сняли в 1987 году, был сделан из веревок, «Выкрутасы» – из проволоки. Каждый раз я придумывал такие сценарии, которые уводили бы от кукольной мультипликации. Заторможенность движений в кукольных фильмах меня всегда удручала.
─ Какой самый необычный материал вы использовали в своих фильмах?
─ Для фильма «Банкет» мы взяли натуральные предметы сервировки, а в «Адажио» решили попробовать возможности бумаги. Я давно об этом думал, но как-то все не было подходящего случая. И аналога в мультипликации, насколько я знаю, не существует.
─ Вы как-то признались, что вам все равно, для какого зрителя снимать фильмы…
─ И это – правда. Я предполагаю в каждом зрителе своего потенциального собеседника, а сколько ему лет, это не имеет значения. Сюсюкать с детьми я не люблю, считаю, что в них нужно уважать личностное начало. Ребенок все равно возьмет от фильма все, что может, несмотря на свой небольшой жизненный опыт. Вот мы сняли, например, антивоенный фильм «Конфликт». Взрослые смеются на этой картине в течение первой минуты, а потом, понимая к какой трагической развязке, движется фильм, умолкают. Дети хохочут немного дольше, но и они в результате затихают. К финалу, и маленькие, и большие зрители приходят одинаково. Так что у детей картина вызывает те же чувства, только в чуть меньших дозах.
─ А я думала, что дети – самые эмоциональные зрители.
─ Я бы сказал, что по глубине восприятия сначала идут женщины, за ними – дети, и последними – мужчины. Представители сильного пола более черствы эмоционально, но и их иногда прошибает. После первого «Чучи» ко мне подходили молодые здоровые парни и признавались, что фильм их тронул. Мне это было очень приятно.
─ Почему вдруг родилась столь нежная любовь к этому Чуче, о котором ваша студия сняла целых три фильма?
─ Не знаю, даже. Я в свое время не был обойден любовью родителей. А наша картина как раз об этом, о недостатке внимания и нежности к ребенку. Мне кажется, что если человек не получил нужной порции любви в детстве, то, став взрослым, он не сможет ее отдать никому – ни жене, ни детям, ни любовнице. Все комплексы будущей жизни идут от этого. И наш мальчик компенсирует отсутствие родительской любви тем, что мастерит для себя няню – Чучу, которая и будет о нем заботится.
─ Говорят, вас приглашали на студию Диснея, а вы отказались. Почему? Такие предложения редко отклоняют…
─ Дело в том, что предложили работать мне одному. А у меня уже была команда, которую я не мог предать. И потом мне совершенно неинтересно снимать сериал о том, как одна тварь гоняется за другой и не может ее сожрать в течение 25 лет. Я хотел делать совсем другие фильмы. Конечно, в материальном плане, мне обещали золотые горы, и семья была бы полностью обеспечена. Так что жену я этим отказом здорово расстроил.
─ Вы показываете ваши картины в разных странах. Зрители одинаково воспринимают их, например, в Германии и в России?
─ Конечно, есть определенная ментальность. Наш фильм «Адажио» почему-то очень эмоционально смотрят на Востоке ─ в Иране, Армении, Азербайджане. В Европе он прошел незамеченным. А в Америке, после 11 сентября, его стали воспринимать совсем иначе. Так что это вопрос ментальности и ситуативности.
─ Но сам юмор интернационален?
─ Безусловно. Немцы смеются в тех же местах, что и русские. Мы все сотканы из одного и того же.
─ А что вы делаете с многочисленными призами, которыми награждены ваши фильмы?
─ Ставлю их у себя в кабинете, на студии. Французы, которые приезжали к нам в «Стайер» даже назвали его «Пантеоном». Но, думаю, награды, который собирает каждый наш новый фильм, только подтверждают высокий профессиональный уровень и талант мастеров, работающих на студии.
─ Была какая-то веселая история, связанная с «бабочкой» на Каннском фестивале. Расскажете?
─ Дело в том, что здесь, в Германии, жил мой старинный приятель, пианист Владимир Крайнев, которого я очень любил (Владимир Крайнев, к сожалению, скончался несколько лет назад – ред.). И когда я в 1988 году я должен был ехать в Канны с моим фильмом «Выкрутасы», я попросил у него в долг «бабочку». Неудобно как-то на фестивале без нее. Володя мне сказал: «Я тебе ее не только дам, но даже подарю. Но ты должен выполнить одно условие – привезти из Франции «Золотую Пальмовую Ветвь». И когда я вернулся с фестиваля, он спросил: «Как успехи?» «А вот … тебе, а не бабочка», – ответил я ему. Только повторять, как я дословно тогда выразился, не буду. Это уже не для газеты...
Ирина ФРОЛОВА
Об этом говорит Германия:
Германия: Сардиния ужесточила правила въезда для путешественников
Германия: Больше всего инфицированных отпускников прибыли из Косово
Германия: Немецкая туристическая ассоциация критикует новые правила карантина
