Зрители рукоплескали не только филигранному мастерству солистов ─ Олега Габышева (Роден), Любови Андреевой (Камилла) и Анжела Прохорова (Роза). Необычен сам замысел режиссера ─ не просто воссоздание скульптуры в танце, но параллель между творчеством хореографа и художника, их страданием и безысходностью. «И ваятель, и хореограф работают с человеческим телом. Разница лишь в том, что первый имеет дело с эмоциональной энергией, сокрытой в неподвижности..., а второй выражает в движении всю палитру чувств и переживаний», ─ объяснил сам Борис ЭЙФМАН в интервью «МК-Соотечественнику». Есть и еще один важный аспект ─ «Я не понаслышке знаю: творческая работа ─ это добровольная каторга», ─ уверен режиссер...
─ Борис Яковлевич, немецкая публика ваш театр хорошо знает, билеты на спектакли раскупаются очень быстро. Немецкий балетный зритель как-то отличается, на ваш взгляд, например, от публики в Петербурге?
─ Я не вижу кардинальных различий между немецкими и российскими ценителями нашего искусства и всегда подчеркиваю, что не склонен делить публику по географическому признаку. Балет как универсальное средство духовной коммуникации одинаково понятен каждому. Это искусство, обращенное к сердцу человека.
─ Немецкие зрители любят и ценят ваши спектакли. Чувствуете ли вы какие-то изменения в связи с конфликтом вокруг Украина последние новости, введенными санкциями?
─ За последний год театр выступил в Польша, Франция, Латвии, Канаде, США, Израиль, Бахрейне, в других странах. Гастроли проходили на фоне действительно непростой международной обстановки, и, отправляясь в те же Штаты, мы, конечно, думали и об этом. Тем более, что в США труппа везла новый балет «Up & Down», поставленный по роману «Ночь нежна» американского писателя Фицджеральда, на джазовую музыку Гершвина. Однако везде ─ в Америке, Европе, на Ближнем Востоке ─ нас принимали, без преувеличения, восторженно. Такой успех еще раз доказывает, сколь востребован сегодня в мире оригинальный балетный репертуар, который мы создаем.
─ Ваш театр ─ явление особенное в балетном мире. Его не назовешь ни классическим балетом, ни балетом авангарда. Как бы вы сами охарактеризовали жанр, в котором работаете? Какую идею, цель вы хотели бы достичь спектаклями театра?
─ Это русский психологический балетный театр XXI века. Мы развиваем новую пластику, адекватную современной эпохе, ее стилистике, но базируемся на традициях отечественного театрального психологического искусства. Самое главное для меня ─ попытаться разгадать тайну человеческого духа и выразить ее при помощи языка танца. Внутренний мир и психологическая сущность личности ─ сфера, которая на протяжении уже нескольких десятилетий приковывает мое внимание и определяет направление творческих поисков нашей труппы.
─ Когда вы ставите новый балет, делаете ли вы его с оглядкой на зрителя? Задумываетесь ли вы о том, насколько востребован сегодня данный материал, тема?
─ C одной стороны, судьба нашего театра напрямую зависит от того, будет ли его репертуар востребован зрителем. Одна ошибка ─ и импресарио перестанут приглашать труппу на гастроли. А для нас, для бездомного коллектива, не имеющего своей сцены, это означает катастрофу. Поэтому мы находимся в постоянном соревновании с самими собой, стремясь к тому, чтобы каждый последующий спектакль был ярче предыдущего. В то же время я четко знаю: никогда и ни при каких условиях я не смогу сочинять на потребу дня, переламывая себя, насилуя собственную творческую природу. Дар, который ниспослан мне свыше, требует особого, трепетного отношения.
─ Если говорить о балете «Роден»... Почему именно история скульптора и его возлюбленной заинтересовала вас?
─ Жизнь и творчество Огюста Родена, история его драматичных отношений со своей возлюбленной и ученицей Камиллой Клодель ─ стопроцентно «балетная» тема. Даже странно, что я обратился к ней всего лишь пять лет назад, а не раньше. И ваятель, и хореограф работают с человеческим телом. Разница лишь в том, что первый имеет дело с эмоциональной энергией, сокрытой в неподвижности, в застывшем мгновении, а второй выражает в движении всю палитру чувств и переживаний. Для меня также очень важна тема жертвенного созидательного труда, которому посвятил себя Роден. Я не понаслышке знаю: творческая работа ─ это добровольная каторга.
─ Как рождается музыка для ваших спектаклей? Известна ваша любовь к Чайковскому. Но почему, например, к «Родену» вы выбрали, например, музыку Равеля, Сен-Санса и Массне?
─ Если бы вы заглянули в мой рабочий кабинет, то поразились бы количеству компакт-дисков, которые у меня собраны. Готовя музыкальную партитуру спектакля, я прослушиваю сотни произведений. Ищу те из них, которые способны вдохновить меня на сочинение пластического текста. Это наиважнейшая часть работы над спектаклем. Пока не подобрана музыка, у балета, по сути, нет завершенного фундамента. Сочинения Равеля, Сен-Санса и Массне идеально воссоздают атмосферу роденовской эпохи. Именно их произведения придали мне необходимый творческий импульс для создания спектакля, стали ключом к нему
─ Еще один ваш знаменитый, почти знаковый балет «Красная Жизель», новую хореографическую версию которого театр представил на сцене Александринского театра. Балет устаревает со временем? И чем новая «Красная Жизель» отличается от прежнего спектакля?
─ Спектакли для меня ─ живые творения. С течением времени они не только развиваются, но и стареют. Если сегодня я буду пересматривать свои балеты, поставленные в прошлые десятилетия, то увижу отдельные решения, которые в наши дни выглядят несовершенными. Потому что и вся театральная индустрия в целом, и мое искусство, в частности, непрерывно эволюционируют. «Красная Жизель» была создана еще в середине 1990-х. Когда я решил возродить этот спектакль, некоторое время назад сошедший со сцены, то понял, что заниматься его реставрацией было бы неверно. Балет требовал переосмысления. Я переработал хореографическую партитуру «Красной Жизели» и привел ее в соответствие с сегодняшними художественными возможностями нашего театра. Именно эта версия легендарного спектакля способна отразить современный творческий уровень труппы.
─ Вы говорили о том, что талантливых исполнителей для вашего театра найти становится все труднее... Российская балетная школа оскудела талантами? Какие требования вы предъявляете к артистам театра?
─ Россия по-прежнему богата талантами. Заявляю это со всей ответственностью, поскольку вместе со своими коллегами постоянно веду работу по поиску и отбору одаренных детей для нашей Академии танца. Другое дело, что сама система балетного образования нуждается в усовершенствовании. Ведущим труппам элементарно не хватает квалифицированных танцовщиков, хотя в стране более двух десятков школ. Надеюсь, эти негативные явления будут преодолены и свою лепту в борьбу с ними внесет Академия танца, нацеленная на подготовку универсальных артистов балета и активно применяющая в работе инновационные методики.
Что касается требований к танцовщикам, то они неизменны. Я по-прежнему ищу высоких и красивых исполнителей, способных освоить принципиально новую пластическую систему и стать воплотителями моих творческих замыслов. Находить их во все времена было непростой задачей.
─ Вы задумывались о том, кто придет на смену вам, как режиссеру и руководителю театра? Ведь руководить таким театром это очень большая нагрузка, в том числе и физическая...
─ Тема преемника ─ одна из самых болезненных для меня. Сегодня мы наблюдаем дефицит ярких хореографов, тех, кто способен вывести балетное искусство на новый уровень. Есть молодые талантливые художники, но они должны пройти определенный путь развития, а главное ─ получить необходимую базу для полноценной реализации своих творческих идей. Когда в Петербурге появится Дворец танца и при нем начнет работу лаборатория молодых хореографов, тогда, надеюсь, я смогу оказать коллегам всестороннюю поддержку.
─ Близка ли Германия вам по духу?
─ Мне импонируют такие традиционные немецкие качества, как трудолюбие, здоровый прагматизм и пунктуальность. Искренне жаль, что во многих своих соотечественниках я этих черт не вижу. Впрочем, у жителей России есть свои уникальные достоинства, которым, возможно, по-хорошему завидуют наши немецкие друзья.
