«Когда они закончили свою песню, девица в белом подошла в будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками», ─ так Лев Толстой описывал в романе «Война и мир» фальшивость оперных спектаклей того времени. Наташа Ростова видела на сцене только «крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших».
Современный оперный театр давно не имеет ничего общего со статичными и «вычурно-фальшивыми» постановками начала XIX века. Режиссеры стремятся приблизить действие к реальности. Правда, не всегда это убеждает. Зачастую такой перенос сюжета из одной эпохи в другую скорее дань моде и ничем себя не оправдывает. Чего нельзя сказать о по-настоящему мощной инсценировке Иммо Карамана оперы Сергея Прокофьева «Огненный ангел». В его руках опера, которая не знает себе равных по сокрушительности эмоционального накала, превращается в загадочный фильм ужасов.
Прокофьев ─ один из самых смелых новаторов музыки XX века ─ создал оперу по роману Валерия Брюсова «Огненный ангел». Композитор начал писать «Огненного ангела» в 1919 году в Америке, но продолжил работу над партитурой, находясь на юге Германии, неподалеку от монастыря Этталь. Действие романа тоже происходит в немецком монастыре в XVI веке. Молодая таинственная Рената утверждает, что в детстве к ней являлся Огненный ангел Мадиэль. Потом она поверила, что встретила своего ангела в образе графа Генриха. Тот делает ее своей любовницей, а затем бросает. Рената просит рыцаря Рупрехта, который влюбляется в нее, помочь найти ее Мадиэля, не чураясь при этом оккультных книг и ритуалов. После многочисленных странных и жутких приключений Рупрехт спасается, но Ренату инквизиция осуждает на смерть на костре...
Символист Брюсов порою «утеривал грани между жизнью и вымыслом», как писал о нем Андрей Белый, который, между прочим, стал прототипом графа Генриха. В своей глубоко автобиографической книге Брюсов переживал любовный треугольник ─ историю своей любви к Нине Петровской, которая до этого была подругой Белого.
Мистицизм, чертовщина, эротические наваждения, безумие, страсть, вера и неверие ─ вокруг этих тем вертится символистский роман Брюсова и опера Прокофьева. Сегодня по роману поставили бы мистический психотриллер. Неудивительно поэтому, что режиссер Иммо Караман инсценировал оперу как экскурсию в историю психиатрии. Действие переносится из XVI века в 20-е годы XX века. Его Рената ─ пациентка психической лечебницы при монастыре, а Рупрехт ─ заезжий психиатр. Вся атмосфера на сцене напоминает гениальный фильм Милаша Формана «Пролетая над гнездом кукушки», поставивший вопрос: кто на самом деле психически болен, пациенты или их надсмотрщики?
Мечты Ренаты об ангеле сестры-монахини пытаются искоренить при помощи электрошока. Чем не инквизиция XVI века? «Конечно, легче всего сказать, Рената просто ненормальная. Но в Библии мы постоянно читаем, как людям являлись ангелы, как они слышали голоса. Так какие же явления мы принимаем за святость, а какие за сумасшествие? Сначала за это взялась инквизиция, а потом стали создавать клиники для умалишенных. Медицина занялась лечением духовных явлений. Если я слышу божественный голос, значит, меня надо посадить в сумасшедший дом и лечить, пока эти голоса навсегда не исчезнут», ─ говорит Иммо Караман.
Режиссерский ход гениален: поселяя своих героев в больницу для умалишенных, он ни в коем образом не нарушает самой идеи символистов. Ведь они создавали свой мир, отвергали существующую реальность. Жизнь по символизму ─ это театр, в котором каждый играет свои роли. Игра переходит в реальность и наоборот. К тому же либретто оперы перенасыщено перемещениями. А, сконцентрировав действие в одном месте, режиссер еще более запутывает зрителя, стирая границы между реальностью и кошмаром. Вроде Рената и Рупрехт в шикарном ресторане, но, приглядевшись, мы видим, что обслуживают их переодетая аббатиса, а гости ─ все те же обитатели дома скорби.
В отличие от Ренаты ─ Рупрехт реалист до мозга и костей. Полюбив Ренату, он хочет освободить ее от утопии, но попадает под ее влияние, вместе с ней вызывает духов, даже соглашается убить графа Генриха. В плену ли он божественных откровений или дьявольских наваждений? Грандиозный финал оперы ─ сцена экзорцизма. Толпа монахинь в исступлении срывают с себя одежды, и непонятно ─ святая Рената или охвачена бесами? Замученный и запутавшейся Рупрехт сам оказывается пациентом больницы, а Рената ─ теперь уже его врач. Тут уж недалеко до параллелей с чеховской «Палатой номер шесть».
Инсценировка Карамана настолько гармонична, что новаторская, полная изломов музыка «Огненного ангела» кажется иллюстрацией к его таинственному сценическому повествованию.
Впрочем, за всеми режиссерскими изысками музыка не переходит на второй план, а наоборот. Партия оркестра ─ ведущая в этой опере. «Будь-то патриотические песни, или экспрессионистские оперы, Прокофьев всегда создавал музыкальные сокровища», ─ говорит дирижер Вен-Пин Чьен. «Но в этом произведении очень сложно достичь баланса между певцами и оркестром, не теряя музыкальной мощи. Музыка сложнейшая и громкая, оркестр буквально гремит. Прокофьев забыл, что у певцов всего одно горло», ─ смеется дирижер.
Солистам же явно не до смеха. На Светлане Создателевой (Рената) и Борисе Стоценко (Рупрехт) держится весь спектакль. В отличие от классических опер, где дуэты и сольные арии сменяются хоровыми номерами, главные герои почти без паузы находятся на сцене, а некоторые их монологи длятся по восемь минут. Солистка «Геликон-оперы» из Москвы Светлана Создателева уже исполняла эту сложнейшую, «смертельную» для голоса, как написал один немецкий рецензент, партию в Берлине и Брюсселе. Для звезды Дюссельдорфской оперы Бориса Стоценко роль Рупрехта тоже не нова ─ он пел ее в Большом театре и в Ковент-Гардене. Без таких солистов постановка в Дюссельдорфе вообще была бы невозможна. Они не только блестяще справляются с певческими сложностями, так что их голоса никогда не тонут в оркестровой толщи, и демонстрируют талант драматических артистов. Важно и то, что главные партии в идущей на языке оригинала опере исполняют именно русские артисты.
У прокофьевской оперы была сложная сценическая судьба. В Советской России такое произведение поставить было немыслимо, но от нее отказались и Метрополитен-опера, и Парижская опера. Огорченный, что при его жизни эта опера оказалась непонятой, композитор переработал многие ее темы в Третьей симфонии. Сегодня опера идет во многих театрах, однако не все постановки можно назвать удачными. В спектакле Рейнской оперы была достигнута смысловая и музыкальная многослойность этого удивительного произведения.
